Мы с отцом дружно рассмеялись и пропустили гол. «Пошли одеваться! – сказал он. – А то нашей маме когда-нибудь надоест и она выполнит свою угрозу!»
Мама всегда так говорила, когда мы делали что-нибудь иначе, чем она считала нужным, но потом первая бросалась к нам на помощь с утешениями, таблетками, пузырьками и мазями. Она не любила кровавых сцен, и в кино всегда прикрывала глаза, во время их показа, но если кому-нибудь нужна была помощь, могла обработать и зашить рану, не поморщившись.
– Вот теперь можешь играть сколько угодно! – улыбнулась мама, когда я оделся: «Лови свой мяч!» – и ударила носком мокасина по мячу.
– Свеча! – со смехом констатировал отец. – Ты удаляешься с поля!
Я стоял и смотрел на улетающий в небо, золотящийся на солнце мяч, никогда не думал, что моя мама такая сильная.
– Что же ты смотришь?! Лови?! – засмеялась мама, и её смех просыпался серебряными колокольчиками, сквозь мчащийся навстречу земле мяч. Он падал так быстро, что его окружности сливались в несущийся на меня столб золотого света. Я протянул руки, и мяч упал в ладони, мгновенно приобретя свой естественный цвет.
– Эх, ты, – сказал папа, – ну да ладно, если уж схватился за мяч руками, значит играем в волейбол. Пасуй!
Они, вдвоём с мамой, играли против меня, а я ни разу не упустил мяч. Я скакал и прыгал так высоко, словно сам был золотым мячиком, насыщенным тёплыми лучами предзакатного солнца. Потом мы плескались в морском прибое и, уже совсем без сил, грелись на золотом песке пляжа под удивительными соснами с янтарной корой.
Проснулся я от прикосновения. Тёплая лапка упёрлась коготками мне в грудь. Маленький остромордый лисёнок стоял надо мной в раздумье: попробовать откусить от меня кусочек, или не стоит. Я сказал ему, что не стоит, и он чинно удалился искать себе другую добычу. Солнце уже скрылось за скалы и становилось прохладно. Странно, я был не только одет, но ещё и укрыт меховым одеялом, хотя хорошо помнил, что перед тем, как заснуть постирал и разложил сушиться всю одежду.
«А как же Учитель?! Неужели я опять подвёл его?!» – мелькнула мысль, но почему-то не обеспокоила меня. На Душе было так хорошо и спокойно, словно я и в самом деле вернулся в детство. Я скатал одеяло и уже собрался идти к лагерю, когда вдруг увидел сидящих чуть в отдалении на земле близняшек, Петерса и Садовника. Они смотрели на меня с таким любопытством, словно я сейчас сделаю, по меньшей мере, сальто мортале.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Петерс.
– Отлично! – пожал я плечами. – Искупался. Отдохнул. А что случилось?
– Папа, с тобой действительно всё в порядке?! – переспросили Близняшки.
– Да что случилось?! Скажет мне кто-нибудь, или нет?! – почти на автомате произнёс я, и вдруг всё понял: «А Учитель?! Где он?!»
Майкл встал и заглянул мне в глаза:
– А ты молодец! Я даже не думал, что ты сможешь принять столько Силы! Ты смирил свою гордыню и выполнил волю старшего. Его подарок был щедрым. Он отдал тебе не только Полученный Дар, но и всё, что скопил за свою долгую жизнь. Теперь ты в Круге Посвящённых. Сейчас твоя работа – семья, но со временем мы подыщем тебе подходящую специализацию, как у каждого из нас.
– Специализацию?! – переспросил я, скорее по привычке.
– Ну не может же человек быть одинаково хорош во всём, – засмеялся Петерс, – впрочем, из тебя получился неплохой Воспитатель. Хотя я бы конечно предложил назначить тебя Великим Вопрошателем, – добавил он, смеясь, и глаза его засветились такой добротой, что я вдруг понял сколь многому научил меня мой старший брат.
– Спасибо, Учитель, – сказал я серьёзно, – трудно не задаваться вопросами, когда рядом такой Великий Провокатор.
– А он прозревает… – искоса глянул на меня Майкл, из-под капюшона. И все засмеялись.
– Отец, не слушай их, – обняла меня, сквозь смех, Лиси, – ты самый лучший! – чем вызвала ещё больший взрыв хохота.
Вообще-то, учёба в моей жизни никогда не прекращалась, поэтому говорить, что она началась теперь, было бы неправильно, скажем так: стала насыщеннее, интенсивнее и перешла на другой уровень. Как же я был неправ, когда думал, что мои дни наполнены настолько, что даже ещё один вздох в них не поместится…
Если раньше я должен был запоминать имена растений, животных, минералов и их свойства, то теперь мне предстояло научиться выяснять это самостоятельно, по потокам энергии и запросам во всеобщее информационное поле, близкое знакомство с которым состоялось весьма неожиданным для меня образом.
– Арсуш, смотри какой красивый цветок! – остановила меня Лиси. – Может он съедобный, или лечебный?!
– Надо спросить монахов, у нас я таких не видел.
– А давай спросим у самого растения!
– Это как?! – не понял я.
– Вспомни как ты ощутил тревожность леса, когда очень эмоционально захотел полакомиться грибами. Твоя реакция была открытой и искренней, и ты получил ответ. Только спрашивай нежно, не напугай его, ведь теперь ты переполнен прасилой.
Разговаривать с цветами мне ещё не приходилось и я не знал с какого конца начать. Да и вообще было смешно – взрослый мужик, глава многочисленного семейства, опускается на землю перед цветком и заводит с ним беседу. Тем не менее я проделал всю эту процедуру. Но на мой, скомканный от смущения, вопрос: «Ты какой цветок?» – нужного мне ответа не последовало. Некорректный запрос вызвал такое множество различной информации, от цветовой гаммы и деталей строения до эпитетов, что я невольно вспомнил институт НУИНУ с его Алёнкой.