Я попытался вспомнить, как попал в это кафе первый раз, и не смог. Словно какая-то пелена затягивала мысли, посылая их в десятки других направлений, не давая сосредоточиться. Я решил зайти издалека и начал вспоминать улицу, дом, узоры чугунной дверной решётки кафетерия… И неожиданно увидел гибкую фигурку девушки в сером, грубой овечьей шерсти, свитере, чёрной самовязанной шапке с вытянутыми петлями, возвышающимися полукружьями на макушке, зелёном буклированном пальто, чёрных лакированных сапогах-чулках и смешных, зелёных, с детским узором, варежках. Сюзи… Это она привела меня в кафе, в котором я до того ни разу не был. Она и сама была немножко по детски смешная, моя Сюзи.
Мозг неприятно резануло неосторожно проскользнувшее «моя», моей могла быть только Фруми, Фрумиле… Но кто привёл её в наше кафе?! Она никогда не рассказывала мне об этом. Да раньше этот вопрос и не интересовал меня. Собственно, какая теперь разница, мы с Фрума-Леей любим друг друга, у нас дети, а всё остальное давно потеряло значение. Но мне отчего-то нестерпимо захотелось узнать правду, и о Фруми и о странной гибели Сюзанны.
Остановись! – приказал я себе. – Дальше, в этом направлении двигаться опасно. Исправить в прошедшем ты всё равно ничего не сможешь, а исковеркать настоящее – запросто. Лучше подумай, почему всё происходящее, так или иначе, крутится вокруг тебя. Не слишком ли много знаний, умений и силы?! Тебя защитили и спасли… Тебя выбрала крыса, затем Марго, затем дети… Ты преодолевал всевозможные физические трудности по дороге в оба монастыря… В монастырях охотились на тебя и обучали тебя… Ты принимал решения и руководил семьёй, общинами, оказанием помощи… Тебя запугивал Всеслышащий, запутывал Всепроникающий, обкрадывали, обманывали, но ты всегда выходил победителем, потому, что именно тебе помогали сильные мира сего… Ты удостоился церемониала передачи Силы и оказался потомственным обладателем высоких регалий, а теперь и звания Садовника… и, наконец, тот, кого ты считал врагом, просил милости именно у тебя… – Не слишком ли много?! Не напоминает ли всё это хвастовство мальчишек, выдумывающих не происходившие истории и выставляющих себя в них главными героями и всезнайками?!
Мне стало нехорошо до тошноты. Я впервые пожалел, что из кабинета нет лестницы, спускаться по воздуху в таком состоянии было рискованно, единственное, что ещё можно было предпринять – попробовать уснуть.
Я прилёг, очищая сознание от мыслей, и вскоре перед закрытыми глазами возникло синее сияние, которое в последние десятилетия служило мне предвестником наступающего сна. «Арсений, Арсушка… – позвала Сюзи, – глянь, какой удивительный жук!» Я посмотрел, и увидел жука-плавунца с лицом Фруми, наклонился, чтобы взять его в руки, и, вздрогнув от падения в закручивающийся водоворот, проснулся…
Я лежал на траве возле замковой горы, а Лёнечка и Петерс ощупывали моё тело, доставляя мне сильную боль.
– Оставьте меня! Что вы делаете?! – возмутился я.
– Ну наконец-то! – отозвался Петерс. – Мы уже думали, что придётся Маргарет вызывать. Что это ты решил пикировать с башни вниз головой, на камни? Хорошо, что мы с Леонидом как раз подымались навестить тебя, иначе бы не успели.
– Пикировать с башни?! – удивился я, не став рассказывать, мгновенно вспомнившийся, сон. – Даже и не думал. Я слегка устал и лёг отдохнуть, а проснулся уже здесь с вами.
– Лёг спать? – переспросил Лёнечка. – На площадке?
– Да нет, в кабинете на лежанке.
– Насколько я тебя знаю, – улыбнулся брат, – ты отправился туда, чтобы обдумать новую информацию. С чего же это ты вдруг решил и поспать там?!
Мне надо было время, чтобы подумать, прежде чем ответить на его вопрос. «Уже думал, – мелькнула мысль, – и тебя чуть не убили…» Внезапно на меня навалились неимоверная апатия и единственное желание – спать!
– Я так и предполагал! – вскричал Петерс. – Она уходит! Приди в себя и сосредоточься! – тряс он меня, как тряпичную куклу. – Иначе она бросит тебя навсегда!
– Кто?! – мгновенно вскочил я на ноги, сбрасывая оковы дрёмы. – Фрумиле?! Моя Фруми?! Где она?!
От раздавшегося хохота, посыпались камни со скал, затрещали, падая, старые сучья и эхом покатились раскаты грома. Я должен был бежать, догнать свою любимую супругу, просить прощения, пока не случилось непоправимое… Но они крепко держали меня, всё ещё не в состоянии сдержать смех.
Во мне клокотала ярость: у меня рушилась жизнь, а два родных человека насмехались, не давая наладить её. Я сжался, как пружина, собирая всю силу и, сделав вид, что хочу опуститься на траву, рванулся в сторону. Они тут же отпустили меня и не подставь мне сын подножку, я бы точно протаранил головой скалу.
– Ну, ну успокойся, – примирительно сказал Петерс, всё ещё прижимая меня к земле и посмеиваясь. – Всё хорошо. Кто бы мог предвидеть такое неординарное возвращение?!
– Но где же она?! – возопил я: «Фруми! Фрумиле!»
Они опять рассмеялись, но уже более спокойно.
– Прости, отец, – стирая слёзы смеха, произнёс Лёнечка, – ты так рассмешил нас, что мы слова не могли произнести. Мама тут не при чём, тебя пыталась убить и бросить твоя Сила, видно ты очень обидел её. Тебе надо было сконцентрироваться, чтобы она вернулась, что и произошло, когда ты основательно разозлился и, наметив цель, притянул её обратно.
Я вспомнил, мне же говорили, что Сила живая, ревнивая и может быть очень опасна, но тогда мне это всё показалось красивой метафорой. Я был бы не я, если бы через пару дней, окончательно придя в себя после пережитого шока и, полной раскаяния, беседы с Фруми, не попытался договориться со своей прасилой, напомнив ей старую поговорку «Насильно мил не будешь» и невольно улыбнувшись тавтологии: насильно Силе. Она должна была понять, что очень нужна мне, но не больше, чем мои близкие и необходимость анализировать происходящее и размышлять о прошлом и будущем, что мы оба свободные личности, со своими достоинствами и недостатками, и если её в этом что-то не устраивает, я не стану удерживать, только пусть оставит часть изначально принадлежащую мне – полученную от родителей и лично накопленную на протяжении жизни.